Немного солнца в холодной воде - Страница 24

– Довольно скупое повествование…

– Поцелуй меня, – сказал он, – завтра я тебе все расскажу. Пойдем к реке. Ты будешь обедать со мной?

– Да, но мне пора возвращаться. Франсуа, наверное, уже дома. Не надо было мне приезжать, – тихо добавила она, – это ужасно – сейчас расставаться с тобой.

Они ехали по улицам Лиможа; Натали медленно вела машину, и в окно вливалась вечерняя прохлада. Жиль держал Натали за руку, он ни о чем не думал и лишь смутно ощущал, что это полное отсутствие мыслей и есть подлинное счастье. Потом он пересел в такси и в том же состоянии гипноза проехал еще тридцать километров, пока наконец не добрался до знакомого старого дома; там, разбудив Одилию и Флорана, он вдруг стряхнул с себя оцепенение и принялся рассказывать им о своей поездке, хотя супруги ничего не понимали спросонья, – рассказывал долго, путано и забавно обо всем, что он собирался сообщить Натали, думая о ней в вагоне.

Жиль лежал у самой воды, возле Натали; было жарко, оба щурились от закатных лучей солнца. Натали считала, что они с Жилем тут загорают, а он посмеивался над нею, утверждая, что по-настоящему загореть можно только на Средиземном море, а здесь они разве что чуть-чуть пожелтеют к самому концу лета. Но было так приятно лежать, расстегнув ворот рубашки и при-имаясь щекой к свежей траве. Все то, что он безумно любил раньше, – безжалостное солнце, раскаленные пляжи, обнаженные и зачастую слишком доступные тела – все это сейчас внушало ему отвращение. Теперь Жилю нужен был только вот этот мягкий пейзаж и эта сложная женщина. А она сердилась на него, он догадывался об этом. Рассказ о его пребывании в Париже вызвал у нее лишь два чувства: огромную жалость к Элоизе и неожиданный интерес к Гарнье. И полное равнодушие к переживаниям самого Жиля. Она не выказала ни капли, казалось бы, законной ревности по поводу ночи, проведенной с Элоизой, никак не оценила его негодования в отношении Фермона. Она нашла все это «огорчительным». И хотя Жиль своими признаниями действительно думал ее огорчить, он все же надеялся что она утешит его, не станет осуждать. Меж тем она осуждала его, осуждала за слабость.

– Ну послушай, – раздраженно и в то же время лениво говорил он (ведь они весь день провели у него в комнате), – послушай, Натали, что, по-твоему, я должен был сделать? Остаться с Элоизой? Уйти из газеты?

– Не знаю. Я не люблю подобных ситуаций. А у меня создается впечатление, что ты так живешь всегда. На грани обмана. Не зная, прав ты или нет. Чувствуя себя немножко виноватым и упиваясь этим.

– Насквозь прогнил, да? – рассмеявшись, воскликнул Жиль.

– Очень возможно.

Она не смеялась. Он перевернулся на живот и обнял ее. От Натали пахло нагретой солнцем травой, и она смотрела на него пристально, широко раскрытыми, почти испуганными глазами. Но Жиль не видел выражения ее глаз, он видел лишь темные круги под ними – следы любви. Он улыбнулся, поцеловал эти круги и рассмеялся:

– А разве ты могла бы полюбить насквозь прогнившего человека?

– Любовь зла – тут не выбираешь.

– Странно, образованная женщина и не боится говорить такие банальные фразы, – сказал он.

– Нет, очень боюсь, – тихо ответила Натали, – но в них почти всегда правда.

Жиль посмотрел на нее: она действительно боялась, и на мгновение ему тоже сделалось страшно. Каково им будет вместе? Что если когда-нибудь она начнет презирать его? Что если он действительно достоин презрения? Вдруг Натали не сможет больше его любить? Жиль зарылся головой в траву и вздохнул

– нет ему ни отдыха, ни покоя. Вот он любит эту женщину, прямо сказал ей об этом, а она боится его.

– Если ты боишься, брось меня, – прошептал Жиль. И почувствовал, как ее щека, ее губы коснулись его затылка.

– Я бы не могла, – сказала Натали, – но даже если бы и могла, не бросила бы.

– Почему?

– У меня была безмятежная жизнь, меня лелеяли, оберегали, но жилось мне тоскливо, – спокойно сказала она. – Наверное, я должна была встретить кого-то вроде тебя.

– И эта встреча кажется тебе удачей или катастрофой?

– Сейчас – удачей, – ответила она.

Они неподвижно лежали в траве. Натали привалилась к нему и положила голову ему на спину, тонкая травинка щекотала его лоб; глубокий, похожий на оцепенение, покой овладевал им. Звук собственного голоса почти удивил его:

– А что будем делать с Франсуа?

Она отодвинулась и легла навзничь. Жиль повернул голову, и теперь ему был виден профиль Натали; она спокойно смотрела в небо.

– Не знаю, – сказала она. – Мне надо от него уйти.

Жиль даже вздрогнул. Подсознательно он уже успел свыкнуться с этим призрачным, так мало стеснявшим их Франсуа. Жиль знал, что Натали не живет с мужем, она сказала ему об этом, и он верил ей, слишком хорошо зная ее прямоту. Но эта прямота влекла за собой немало последствий.

– Что же ты собираешься делать? Она посмотрела на него и улыбнулась.

– Может быть, уеду с тобой и буду возле тебя, пока ты меня любишь. А там – увидим…

Она права, она совершенно права: они любят друг друга, они должны быть вместе. Он зарабатывает вполне достаточно, чтобы обеспечить женщине безбедное существование. И к чему цепляться за какую-то свободу и одиночество? Да ну их ко всем чертям – и свободу и одиночество: ведь именно эти две безрадостные вак-ханки и привели его к нервной депрессии… А все-таки страшно. Протянув руку, Натали коснулась его волос.

– Не беспокойся. Жиль. До лета я не уйду от него. До конца лета. И я не уеду с тобой, пока ты сам меня об этом не попросишь.

Он вдруг разозлился и с вызовом посмотрел на нее. Разозлился оттого, что она прочла его мысли, и оттого, что они возникли у него.