Немного солнца в холодной воде - Страница 25


К оглавлению

25

– Да я и не думаю беспокоиться. Я хочу быть с тобой. Хочу, чтобы ты со мной уехала. Чтобы мы уехали немедленно. Сегодня же вечером ты с ним поговоришь, и завтра мы уедем.

«А куда? – тут же подумал он. – Куда? У меня в кармане всего три франка. Оставаться здесь после скандала, который не-минуемо разразится, невозможно. Куда же нам деваться до сентября?»

Но Натали улыбалась, и эта улыбка вывела его из себя.

– Я хочу, чтобы ты уехала со мной.

Он почти кричал.

– Хорошо, уеду, – спокойно сказала она. – Но только если ты просишь меня, а не приказываешь. И не кричи так, ты даже покраснел. Разве нам здесь плохо? Куда ты хочешь уехать?

– Я не люблю ложных положений… – с гордым достоинством начал Жиль.

Но она так на него посмотрела, что он осекся и умолк. Однако Натали тотчас расхохоталась, он тоже засмеялся, снова привалился к ней, смешав ее волосы со своими, осыпал ее поцелуями.

– Ох, Натали, –шептал он. – Натали, как ты меня хорошо знаешь… Ох, я люблю тебя, люблю.

И она смеялась до слез в его объятиях, смеялась с сияющими глазами, не в силах остановиться.

Глава вторая

Любопытно, как порой бывает удобно, когда гордиев узел разрубаешь не ты, а кто-то другой. С той минуты, как Натали решила уйти от мужа, его существование совершенно перестало беспокоить Жиля – Натали уходит от Франсуа из-за него, но он, Жиль, тут как будто ни при чем. В ту минуту, когда Натали облекла в слова свое решение и произнесла эти слова, выбор был сделан и оставалось лишь покориться судьбе. Жилю и в голову не приходило, что Натали может передумать, – как все прирожденные лгуны, он был до смешного доверчив. Более того, он вовсе не считал, что обкрадывает Франсуа, – ведь стонами восторга, наслаждением Натали слишком очевидно была обязана Жилю, ему одному, и никто, зная Натали, не мог бы надеяться добиться от нее того же. Он похищал у Франсуа Натали-человека, а не Натали-женщину и должен был признать, что Франсуа на протяжении многих лет уделял немало внимания этой не признающей канонов, бескомпромиссной Натали. И вот теперь Франсуа отдает ее Жилю – любовницу и вместе с тем мать, строгую и безрассудную, именно такую, какая и нужна Жилю. Разумеется, думать так было бессовестно, но счастливый человек – чаще всего человек бессовестный. А Жиль был счастлив.

Самыми прекрасными были послеполуденные летние часы, которые они проводили в его спальне, вернее, в уединенной комнате на чердаке, где раньше спала прислуга. Жиль открыл эту комнату и обосновался в ней. Туда можно было подняться черным ходом прямо со двора и таким образом щадить не столько целомудрие Натали, которая смеялась над условностями, сколько целомудрие Одилии, волнуемой некими принципами. Комната была просторная, почти пустая, пыльная, в ней стояла огромная кровать и кресло «под красное дерево», на которое Натали бросала свою одежду. Жиль поднимался туда около трех часов, закрывал ставни, ложился, брал книгу и ждал. Вскоре приходила Натали, мгновенно снимала с себя платье и бросалась к нему, точно дикарка, не произнося ни слова, а иногда, наоборот, раздевалась медленно, как бы нехотя, остроумно рассказывая ему о смертельно скучных званых обедах. Жиль не знал, что нравилось ему больше, но кончалось и то и другое в постели, а жара под раскаленной крышей была такая, что, разомкнув объятия, они едва дышали, мокрые, потные, изнеможенные, но так и не утолившие страсть. Жиль вытирал смятой простыней безжизненное тело Натали, она не противилась, лежала с закрытыми глазами, и он чувствовал, как под его рукой колотится ее сердце. Она медленно высвобождалась из плена наслаждения, как приходят в себя после долгого обморока, и он, гордый, довольный, посмеивался над ней. Наконец, жизнь возвращалась к ней, и она уже слышала не только биение собственной крови, но уже могла поднять веки, тогда как за минуту до того даже слабый свет, проникавший сквозь ставни, слепил ее; она поворачивала голову к Жилю, который уже курил, и смотрела на него с какой-то испуганной благодарностью.

Они разговаривали. Мало-помалу он узнал о ней все. Она рассказала ему о своем детстве, которое прошло в Type, о годах учения в Париже, о своем первом любовнике, о встрече с Франсуа, о браке с ним. Это была простая и в тоже время не простая жизнь: простая, потому что в ней не было никаких из ряда вон выходящих событий, и не простая, потому что по внезапному молчанию, прерывавшему иногда рассказ Натали, по отдельным словам, интонациям голоса и самому складу фраз чувствовалось, что эта спокойная и в общем-то благополучная жизнь стала для нее почти невыносимой. Если Жиль говорил: «А ты радовалась, когда поехала в Париж защищать диплом?» – она отвечала: «Ты сошел с ума… ведь до этого я никогда не расставалась с братом». И он должен был сочетать в своем воображении классический образ юной провинциалки, ослепленной Парижем и окруженной поклонниками, с образом девочки, тоскующей о брате в далеком незнакомом городе. А если он спрашивал, какое впечатление про-извел на нее Франсуа при первом знакомстве, она отвечала: «Я сразу же поняла, что он порядочный человек», и больше Жиль не мог добиться от нее ни слова. Что касается любовников – кажется, их у нее было три до Франсуа и один после, она спокойно признавалась, что испытывала с ними наслаждение. Однажды он задал дурацкий вопрос: «Такое же, как со мной?»-и получил в ответ: «Естественно», что окончательно вывело его из себя. И напрасно. Она никогда никого не любила так, как его, но наслаждение испытывала и с другими, так говорила она и не желала отпираться от своих слов. Искренность Натали временами подкупала, временами злила Жиля, но никакие его уловки, даже в минуты страсти, не могли заставить ее отступиться от своих утверждений. Она спокойно смотрела, как Жиль готовит ей очередную ловушку, как расставляет силки, а потом, смеясь, одним единственным словом разрушала их. И он начинал смеяться вместе с нею. А ведь раньше он никогда не позволил бы смеяться над собой с женщинами. Из ложного мужского самолюбия он предавался этому приятному занятию только в обществе Жана или других мужчин. И то, что он наконец отбросил свое глупое тщеславие, еще больше привязывало его к Натали, хотя он и не отдавал себе в этом отчета.

25